Творчество А.П. Чехова Электронная научная система





Дядя Ваня

СЦЕНЫ ИЗ ДЕРЕВЕНСКОЙ ЖИЗНИ В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ


Источник: Чехов А.П. Дядя Ваня: Сцены из деревенской жизни в четырех действиях // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. М.: Наука, 1974–1982. Т. 13. Пьесы. 1895–1904. М.: Наука, 1978. С. 61–116.
 
 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Гостиная в доме Серебрякова. Три двери: направо, налево и посредине. – День.

В о й н и ц к и й,  С о н я  (сидят) и  Е л е н а  А н д р е е в н а  (ходит по сцене, о чем-то думая).

В о й н и ц к и й. Герр профессор изволил выразить желание, чтобы сегодня все мы собрались вот в этой гостиной к часу дня. (Смотрит на часы). Без четверти час. Хочет о чем-то поведать миру.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Вероятно, какое-нибудь дело.

В о й н и ц к и й. Никаких у него нет дел. Пишет чепуху, брюзжит и ревнует, больше ничего.

С о н я  (тоном упрека). Дядя!

В о й н и ц к и й. Ну, ну, виноват. (Указывает на Елену Андреевну). Полюбуйтесь: ходит и от лени шатается. Очень мило! Очень!

Е л е н а  А н д р е е в н а. Вы целый день жужжите, всё жужжите – как не надоест! (С тоской). Я умираю от скуки, не знаю, что мне делать.

С о н я  (пожимая плечами). Мало ли дела? Только бы захотела.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Например?

С о н я. Хозяйством занимайся, учи, лечи. Мало ли? Вот когда тебя и папы здесь не было, мы с дядей Ваней сами ездили на базар мукой торговать.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Не умею. Да и неинтересно. Это только в идейных романах учат и лечат мужиков, а как я, ни с того, ни с сего, возьму вдруг и пойду их лечить или учить?

С о н я. А вот я так не понимаю, как это не идти и не учить. Погоди и ты привыкнешь. (Обнимает ее).

90


Не скучай, родная. (Смеясь). Ты скучаешь, не находишь себе места, а скука и праздность заразительны. Смотри: дядя Ваня ничего не делает и только ходит за тобою, как тень, я оставила свои дела и прибежала к тебе, чтобы поговорить. Обленилась, не могу! Доктор Михаил Львович прежде бывал у нас очень редко, раз в месяц, упросить его было трудно, а теперь он ездит сюда каждый день, бросил и свои леса и медицину. Ты колдунья, должно быть.

В о й н и ц к и й. Что томитесь? (Живо). Ну, дорогая моя, роскошь, будьте умницей! В ваших жилах течет русалочья кровь, будьте же русалкой! Дайте себе волю хоть раз в жизни, влюбитесь поскорее в какого-нибудь водяного по самые уши – и бултых с головой в омут, чтобы герр профессор и все мы только руками развели!

Е л е н а  А н д р е е в н а  (с гневом). Оставьте меня в покое! Как это жестоко! (Хочет уйти).

В о й н и ц к и й  (не пускает ее). Ну, ну, моя радость, простите... Извиняюсь. (Целует руку). Мир.

Е л е н а  А н д р е е в н а. У ангела не хватило бы терпения, согласитесь.

В о й н и ц к и й. В знак мира и согласия я принесу сейчас букет роз; еще утром для вас приготовил... Осенние розы – прелестные, грустные розы... (Уходит).

С о н я. Осенние розы – прелестные, грустные розы...

Обе смотрят в окно.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Вот уже и сентябрь. Как-то мы проживем здесь зиму!

Пауза.

Где доктор?

С о н я. В комнате у дяди Вани. Что-то пишет. Я рада, что дядя Ваня ушел, мне нужно поговорить с тобою.

Е л е н а  А н д р е е в н а. О чем?

С о н я. О чем? (Кладет ей голову на грудь).

Е л е н а  А н д р е е в н а. Ну, полно, полно... (Приглаживает ей волосы). Полно.

91


С о н я. Я некрасива.

Е л е н а  А н д р е е в н а. У тебя прекрасные волосы.

С о н я. Нет! (Оглядывается, чтобы взглянуть на себя в зеркало). Нет! Когда женщина некрасива, то ей говорят: «у вас прекрасные глаза, у вас прекрасные волосы»... Я его люблю уже шесть лет, люблю больше, чем свою мать; я каждую минуту слышу его, чувствую пожатие его руки; и я смотрю на дверь, жду, мне все кажется, что он сейчас войдет. И вот, ты видишь, я все прихожу к тебе, чтобы поговорить о нем. Теперь он бывает здесь каждый день, но не смотрит на меня, не видит... Это такое страдание! У меня нет никакой надежды, нет, нет! (В отчаянии). О, боже, пошли мне силы... Я всю ночь молилась... Я часто подхожу к нему, сама заговариваю с ним, смотрю ему в глаза... У меня уже нет гордости, нет сил владеть собою... Не удержалась и вчера призналась дяде Ване, что люблю... И вся прислуга знает, что я его люблю. Все знают.

Е л е н а  А н д р е е в н а. А он?

С о н я. Нет. Он меня не замечает.

Е л е н а  А н д р е е в н а  (в раздумье). Странный он человек... Знаешь что? Позволь, я поговорю с ним... Я осторожно, намеками...

Пауза.

Право, до каких же пор быть в неизвестности... Позволь!

Соня утвердительно кивает головой.

И прекрасно. Любит или не любит – это не трудно узнать. Ты не смущайся, голубка, не беспокойся – я допрошу его осторожно, он и не заметит. Нам только узнать: да или нет?

Пауза.

Если нет, то пусть не бывает здесь. Так?

Соня утвердительно кивает головой.

Легче, когда не видишь. Откладывать в долгий ящик не будем, допросим его теперь же. Он собирался показать мне какие-то чертежи... Поди скажи, что я желаю его видеть.

92

С о н я  (в сильном волнении). Ты мне скажешь всю правду?

Е л е н а  А н д р е е в н а. Да, конечно. Мне кажется, что правда, какая бы она ни была, все-таки не так страшна, как неизвестность. Положись на меня, голубка.

С о н я. Да, да... Я скажу, что ты хочешь видеть его чертежи... (Идет и останавливается возле двери). Нет, неизвестность лучше... Все-таки надежда...

Е л е н а  А н д р е е в н а. Что ты?

С о н я. Ничего. (Уходит).

Е л е н а  А н д р е е в н а  (одна). Нет ничего хуже, когда знаешь чужую тайну и не можешь помочь. (Раздумывая). Он не влюблен в нее – это ясно, но отчего бы ему не жениться на ней? Она не красива, но для деревенского доктора, в его годы, это была бы прекрасная жена. Умница, такая добрая, чистая... Нет, это не то, не то...

Пауза.

Я понимаю эту бедную девочку. Среди отчаянной скуки, когда вместо людей кругом бродят какие-то серые пятна, слышатся одни пошлости, когда только и знают, что едят, пьют, спят, иногда приезжает он, не похожий на других, красивый, интересный, увлекательный, точно среди потемок восходит месяц ясный... Поддаться обаянию такого человека, забыться... Кажется, я сама увлеклась немножко. Да, мне без него скучно, я вот улыбаюсь, когда думаю о нем... Этот дядя Ваня говорит, будто в моих жилах течет русалочья кровь. «Дайте себе волю хоть раз в жизни»... Что ж? Может быть, так и нужно... Улететь бы вольною птицей от всех вас, от ваших сонных физиономий, от разговоров, забыть, что все вы существуете на свете.... Но я труслива, застенчива... Меня замучит совесть... Вот он бывает здесь каждый день, я угадываю, зачем он здесь, и уже чувствую себя виноватою, готова пасть перед Соней на колени, извиняться, плакать...

А с т р о в  (входит с картограммой). Добрый день! (Пожимает руку). Вы хотели видеть мою живопись?

93

Е л е н а  А н д р е е в н а. Вчера вы обещали показать мне свои работы... Вы свободны?

А с т р о в. О, конечно. (Растягивает на ломберном столе картограмму и укрепляет ее кнопками). Вы где родились?

Е л е н а  А н д р е е в н а  (помогая ему). В Петербурге.

А с т р о в. А получили образование?

Е л е н а  А н д р е е в н а. В консерватории.

А с т р о в. Для вас, пожалуй, это неинтересно.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Почему? Я, правда, деревни не знаю, но я много читала.

А с т р о в. Здесь в доме есть мой собственный стол... В комнате у Ивана Петровича. Когда я утомлюсь совершенно, до полного отупения, то все бросаю и бегу сюда, и вот забавляюсь этой штукой час-другой... Иван Петрович и Софья Александровна щелкают на счетах, а я сижу подле них за своим столом и мажу – и мне тепло, покойно, и сверчок кричит. Но это удовольствие я позволяю себе не часто, раз в месяц... (Показывая на картограмме). Теперь смотрите сюда. Картина нашего уезда, каким он был 50 лет назад. Темно- и светло-зеленая краска означает леса; половина всей площади занята лесом. Где по зелени положена красная сетка, там водились лоси, козы... Я показываю тут и флору, и фауну. На этом озере жили лебеди, гуси, утки, и, как говорят старики, птицы всякой была сила, видимо-невидимо: носилась она тучей. Кроме сел и деревень, видите, там и сям разбросаны разные выселки, хуторочки, раскольничьи скиты, водяные мельницы... Рогатого скота и лошадей было много. По голубой краске видно. Например, в этой волости голубая краска легла густо; тут были целые табуны, и на каждый двор приходилось по три лошади.

Пауза.

Теперь посмотрим ниже. То, что было 25 лет назад. Тут уж под лесом только одна треть всей площади. Коз уже нет, но лоси есть. Зеленая и голубая краски уже бледнее. И так далее, и так далее. Переходим к третьей части: картина уезда в настоящем. Зеленая краска лежит кое-где, но не сплошь, а пятнами; исчезли и лоси, и лебеди, и глухари... От прежних выселков,

94


хуторков, скитов, мельниц и следа нет. В общем, картина постепенного и несомненного вырождения, которому, по-видимому, остается еще каких-нибудь 10–15 лет, чтобы стать полным. Вы скажете, что тут культурные влияния, что старая жизнь естественно должна была уступить место новой. Да, я понимаю, если бы на месте этих истребленных лесов пролегли шоссе, железные дороги, если бы тут были заводы, фабрики, школы, – народ стал бы здоровее, богаче, умнее, но ведь тут ничего подобного! В уезде те же болота, комары, то же бездорожье, нищета, тиф, дифтерит, пожары... Тут мы имеем дело с вырождением вследствие непосильной борьбы за существование; это вырождение от косности, от невежества, от полнейшего отсутствия самосознания, когда озябший, голодный, больной человек, чтобы спасти остатки жизни, чтобы сберечь своих детей, инстинктивно, бессознательно хватается за все, чем только можно утолить голод, согреться, разрушает все, не думая о завтрашнем дне... Разрушено уже почти все, но взамен не создано еще ничего. (Холодно). Я по лицу вижу, что это вам неинтересно.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Но я в этом так мало понимаю...

А с т р о в. И понимать тут нечего, просто неинтересно.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Откровенно говоря, мысли мои не тем заняты. Простите. Мне нужно сделать вам маленький допрос, и я смущена, не знаю, как начать.

А с т р о в. Допрос?

Е л е н а  А н д р е е в н а. Да, допрос, но... довольно невинный. Сядем!

Садятся.

Дело касается одной молодой особы. Мы будем говорить, как честные люди, как приятели, без обиняков. Поговорим и забудем, о чем была речь. Да?

А с т р о в. Да.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Дело касается моей падчерицы Сони. Она вам нравится?

А с т р о в. Да, я ее уважаю.

95

Е л е н а  А н д р е е в н а. Она вам нравится, как женщина?

А с т р о в  (не сразу). Нет.

Е л е н а  А н д р е е в н а. Еще два-три слова – и конец. Вы ничего не замечали?

А с т р о в. Ничего.

Е л е н а  А н д р е е в н а  (берет, его за руку). Вы не любите ее, по глазам вижу... Она страдает... Поймите это и... перестаньте бывать здесь.

А с т р о в  (встает). Время мое уже ушло... Да и некогда... (Пожав плечами). Когда мне? (Он смущен).

Е л е н а  А н д р е е в н а. Фу, какой неприятный разговор! Я так волнуюсь, точно протащила на себе тысячу пудов. Ну, слава богу, кончили. Забудем, будто не говорили вовсе, и... и уезжайте. Вы умный человек, поймете...

Пауза.

Я даже красная вся стала.

А с т р о в. Если бы вы сказали месяц-два назад, то я, пожалуй, еще подумал бы, но теперь... (Пожимает плечами). А если она страдает, то, конечно... Только одного не понимаю: зачем вам понадобился этот допрос? (Глядит ей в глаза и грозит пальцем). Вы – хитрая!

Е л е н а  А н д р е е в н а. Что это значит?

А с т р о в  (смеясь). Хитрая! Положим, Соня страдает, я охотно допускаю, но к чему этот ваш допрос? (Мешая ей говорить, живо). Позвольте, не делайте удивленного лица, вы отлично знаете, зачем я бываю здесь каждый день... Зачем и ради кого бываю, это вы отлично знаете. Хищница милая, не смотрите на меня так, я старый воробей...

Е л е н а  А н д р е е в н а  (в недоумении). Хищница? Ничего не понимаю.

А с т р о в. Красивый, пушистый хорек... Вам нужны жертвы! Вот я уже целый месяц ничего не делаю, бросил все, жадно ищу вас – и это вам ужасно нравится, ужасно... Ну, что ж? Я побежден, вы это знали и без допроса. (Скрестив руки и нагнув голову). Покоряюсь. Нате, ешьте!

Е л е н а  А н д р е е в н а. Вы с ума сошли!

А с т р о в  (смеется сквозь зубы). Вы застенчивы...

96


Е л е н а  А н д р е е в н а. О, я лучше и выше, чем вы думаете! Клянусь вам! (Хочет уйти).

А с т р о в  (загораживая ей дорогу). Я сегодня уеду, бывать здесь не буду, но... (берет ее за руку, оглядывается) где мы будем видеться? Говорите скорее: где? Сюда могут войти, говорите скорее... (Страстно). Какая чудная, роскошная... Один поцелуй... Мне поцеловать только ваши ароматные волосы...

Е л е н а  А н д р е е в н а. Клянусь вам...

А с т р о в  (мешая ей говорить). Зачем клясться? Не надо клясться. Не надо лишних слов... О, какая красивая! Какие руки! (Целует руки).

Е л е н а  А н д р е е в н а. Но довольно, наконец... уходите... (Отнимает руки). Вы забылись.

А с т р о в. Говорите же, говорите, где мы завтра увидимся? (Берет ее за талию). Ты видишь, это неизбежно, нам надо видеться. (Целует ее; в это время входит Войницкий с букетом роз и останавливается у двери).

Е л е н а  А н д р е е в н а  (не видя Войницкого). Пощадите... оставьте меня... (Кладет Астрову голову на грудь). Нет! (Хочет уйти).

А с т р о в  (удерживая ее за талию). Приезжай завтра в лесничество... часам к двум... Да? Да? Ты приедешь?

Е л е н а  А н д р е е в н а  (увидев Войницкого). Пустите! (В сильном смущении отходит к окну). Это ужасно.

В о й н и ц к и й  (кладет букет на стул; волнуясь, вытирает платком лицо и за воротником). Ничего... Да... Ничего...

А с т р о в  (будируя). Сегодня, многоуважаемый Иван Петрович, погода недурна. Утром было пасмурно, словно как бы на дождь, а теперь солнце. Говоря по совести, осень выдалась прекрасная... и озими ничего себе. (Свертывает картограмму в трубку). Вот только что: дни коротки стали... (Уходит).

Е л е н а  А н д р е е в н а  (быстро подходит к Войницкому). Вы постараетесь, вы употребите все ваше влияние, чтобы я и муж уехали отсюда сегодня же! Слышите? Сегодня же!

В о й н и ц к и й  (вытирая лицо). А? Ну, да... хорошо... Я, Hélène, все видел, все...

97


Е л е н а  А н д р е е в н а  (нервно). Слышите? Я должна уехать отсюда сегодня же!

Входят  С е р е б р я к о в,  С о н я,  Т е л е г и н  и  М а р и н а.

Т е л е г и н. Я сам, ваше превосходительство, что-то не совсем здоров. Вот уже два дня хвораю. Голова что-то того...

С е р е б р я к о в. Где же остальные? Не люблю я этого дома. Какой-то лабиринт. Двадцать шесть громадных комнат, разбредутся все, и никого никогда не найдешь. (Звонит). Пригласите сюда Марью Васильевну и Елену Андреевну!

Е л е н а  А н д р е е в н а. Я здесь.

С е р е б р я к о в. Прошу, господа, садиться.

С о н я  (подойдя к Елене Андреевне, нетерпеливо). Что он сказал?

Е л е н а  А н д р е е в н а. После.

С о н я. Ты дрожишь? Ты взволнована? (Пытливо всматривается в ее лицо). Я понимаю... Он сказал, что уже больше не будет бывать здесь... Да?

Пауза.

Скажи: да?

Елена Андреевна утвердительно кивает головой.

С е р е б р я к о в  (Телегину). С нездоровьем еще можно мириться, куда ни шло, но чего я не могу переварить, так это строя деревенской жизни. У меня такое чувство, как будто я с земли свалился на какую-то чужую планету. Садитесь, господа, прошу вас. Соня!

Соня не слышит его, она стоит, печально опустив голову.

Соня!

Пауза.

Не слышит. (Марине). И ты, няня, садись.

Няня садится и вяжет чулок.

Прошу, господа. Повесьте, так сказать, ваши уши на гвоздь внимания(Смеется).

В о й н и ц к и й  (волнуясь). Я, быть может, не нужен? Могу уйти?

С е р е б р я к о в. Нет, ты здесь нужнее всех.

В о й н и ц к и й. Что вам от меня угодно?

98


С е р е б р я к о в. Вам... Что же ты сердишься?

Пауза.

Если я в чем виноват перед тобою, то извини, пожалуйста.

В о й н и ц к и й. Оставь этот тон. Приступим к делу... Что тебе нужно?

Входит  М а р и я  В а с и л ь е в н а.

С е р е б р я к о в. Вот и maman. Я начинаю, господа.

Пауза.

Я пригласил вас, господа, чтобы объявить вам, что к нам едет ревизор. Впрочем, шутки в сторону. Дело серьезное. Я, господа, собрал вас, чтобы попросить у вас помощи и совета, и, зная всегдашнюю вашу любезность, надеюсь, что получу их. Человек я ученый, книжный и всегда был чужд практической жизни. Обойтись без указаний сведущих людей я не могу и прошу тебя, Иван Петрович, вот вас, Илья Ильич, вас, maman... Дело в том, что manet omnes una nox, то есть все мы под богом ходим; я стар, болен и потому нахожу своевременным регулировать свои имущественные отношения постольку, поскольку они касаются моей семьи. Жизнь моя уже кончена, о себе я не думаю, но у меня молодая жена, дочь-девушка.

Пауза.

Продолжать жить в деревне мне невозможно. Мы для деревни не созданы. Жить же в городе на те средства, какие мы получаем от этого имения, невозможно. Если продать, положим, лес, то это мера экстраординарная, которою нельзя пользоваться ежегодно. Нужно изыскать такие меры, которые гарантировали бы нам постоянную, более или менее определенную цифру дохода. Я придумал одну такую меру и имею честь предложить ее на ваше обсуждение. Минуя детали, изложу ее в общих чертах. Наше имение дает в среднем размере не более двух процентов. Я предлагаю продать его. Если вырученные деньги мы обратим в процентные

99


бумаги, то будем получать от четырех до пяти процентов, и я думаю, что будет даже излишек в несколько тысяч, который нам позволит купить в Финляндии небольшую дачу.

В о й н и ц к и й. Постой... Мне кажется, что мне изменяет мой слух. Повтори, что ты сказал.

С е р е б р я к о в. Деньги обратить в процентные бумаги и на излишек, какой останется, купить дачу в Финляндии.

В о й н и ц к и й. Не Финляндия... Ты еще что-то другое сказал.

С е р е б р я к о в. Я предлагаю продать имение.

В о й н и ц к и й. Вот это самое. Ты продашь имение, превосходно, богатая идея... А куда прикажешь деваться мне со старухой-матерью и вот с Соней?

С е р е б р я к о в. Все это своевременно мы обсудим. Не сразу же.

В о й н и ц к и й. Постой. Очевидно, до сих пор у меня не было ни капли здравого смысла. До сих пор я имел глупость думать, что это имение принадлежит Соне. Мой покойный отец купил это имение в приданое для моей сестры. До сих пор я был наивен, понимал законы не по-турецки и думал, что имение от сестры перешло к Соне.

С е р е б р я к о в. Да, имение принадлежит Соне. Кто спорит? Без согласия Сони я не решусь продать его. К тому же я предполагаю сделать это для блага Сони.

В о й н и ц к и й. Это непостижимо, непостижимо! Или я с ума сошел, или... или...

М а р и я  В а с и л ь е в н а. Жан, не противоречь Александру. Верь, он лучше нас знает, что хорошо и что дурно.

В о й н и ц к и й. Нет, дайте мне воды. (Пьет воду). Говорите что хотите, что хотите!

С е р е б р я к о в. Я не понимаю, отчего ты волнуешься. Я не говорю, что мой проект идеален. Если все найдут его негодным, то я не буду настаивать.

Пауза.

Т е л е г и н  (в смущении). Я, ваше превосходительство, питаю к науке не только благоговение, но и родственные чувства. Брата моего Григория Ильича

100


жены брат, может, изволите знать, Константин Трофимович Лакедемонов, был магистром...

В о й н и ц к и й. Постой, Вафля, мы о деле... Погоди, после... (Серебрякову). Вот спроси ты у него. Это имение куплено у его дяди.

С е р е б р я к о в. Ах, зачем мне спрашивать? К чему?

В о й н и ц к и й. Это имение было куплено по тогдашнему времени за девяносто пять тысяч. Отец уплатил только семьдесят и осталось долгу двадцать пять тысяч. Теперь слушайте... Имение это не было бы куплено, если бы я не отказался от наследства в пользу сестры, которую горячо любил. Мало того, я десять лет работал, как вол, и выплатил весь долг...

С е р е б р я к о в. Я жалею, что начал этот разговор.

В о й н и ц к и й. Имение чисто от долгов и не расстроено только благодаря моим личным усилиям. И вот, когда я стал стар, меня хотят выгнать отсюда в шею!

С е р е б р я к о в. Я не понимаю, чего ты добиваешься!

В о й н и ц к и й. Двадцать пять лет я управлял этим имением, работал, высылал тебе деньги, как самый добросовестный приказчик, и за все время ты ни разу не поблагодарил меня. Все время – и в молодости, и теперь – я получал от тебя жалованья пятьсот рублей в год – нищенские деньги! – и ты ни разу не догадался прибавить мне хоть один рубль!

С е р е б р я к о в. Иван Петрович, почем же я знал? Я человек не практический и ничего не понимаю. Ты мог бы сам прибавить себе, сколько угодно.

В о й н и ц к и й. Зачем я не крал? Отчего вы все не презираете меня за то, что я не крал? Это было бы справедливо, и теперь я не был бы нищим!

М а р и я  В а с и л ь е в н а  (строго). Жан!

Т е л е г и н  (волнуясь). Ваня, дружочек, не надо, не надо... я дрожу... Зачем портить хорошие отношения? (Целует его). Не надо.

В о й н и ц к и й. Двадцать пять лет я вот с этою матерью, как крот, сидел в четырех стенах... Все наши мысли и чувства принадлежали тебе одному. Днем мы говорили о тебе, о твоих работах, гордились тобою, с

101


благоговением произносили твое имя; ночи мы губили на то, что читали журналы и книги, которые я теперь глубоко презираю!

Т е л е г и н. Не надо, Ваня, не надо... Не могу...

С е р е б р я к о в  (гневно). Не понимаю, что тебе нужно?

В о й н и ц к и й. Ты для нас был существом высшего порядка, а твои статьи мы знали наизусть... Но теперь у меня открылись глаза! Я все вижу! Пишешь ты об искусстве, но ничего не понимаешь в искусстве! Все твои работы, которые я любил, не стоят гроша медного! Ты морочил нас!

С е р е б р я к о в. Господа! Да уймите же его, наконец! Я уйду!

Е л е н а  А н д р е е в н а. Иван Петрович, я требую, чтобы вы замолчали! Слышите?

В о й н и ц к и й. Не замолчу! (Загораживая Серебрякову дорогу). Постой, я не кончил! Ты погубил мою жизнь! Я не жил, не жил! По твоей милости я истребил, уничтожил лучшие годы своей жизни! Ты мой злейший враг!

Т е л е г и н. Я не могу... не могу... Я уйду... (В сильном волнении уходит).

С е р е б р я к о в. Что ты хочешь от меня? И какое ты имеешь право говорить со мною таким тоном? Ничтожество! Если имение твое, то бери его, я не нуждаюсь в нем!

Е л е н а  А н д р е е в н а. Я сию же минуту уезжаю из этого ада! (Кричит). Я не могу дольше выносить!

В о й н и ц к и й. Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский... Я зарапортовался! Я с ума схожу... Матушка, я в отчаянии! Матушка!

М а р и я  В а с и л ь е в н а  (строго). Слушайся Александра!

С о н я  (становится перед няней на колени и прижимается к ней). Нянечка! Нянечка!

В о й н и ц к и й. Матушка! Что мне делать? Не нужно, не говорите! Я сам знаю, что мне делать! (Серебрякову). Будешь ты меня помнить! (Уходит в среднюю дверь).

102


М а р и я  В а с и л ь е в н а  идет за ним.

С е р е б р я к о в. Господа, что же это такое, наконец? Уберите от меня этого сумасшедшего! Не могу я жить с ним под одною крышей! Живет тут (указывает на среднюю дверь), почти рядом со мною... Пусть перебирается в деревню, во флигель, или я переберусь отсюда, но оставаться с ним в одном доме я не могу...

Е л е н а  А н д р е е в н а  (мужу). Мы сегодня уедем отсюда! Необходимо распорядиться сию же минуту.

С е р е б р я к о в. Ничтожнейший человек!

С о н я  (стоя на коленях, оборачивается к отцу; нервно, сквозь слезы). Надо быть милосердным, папа! Я и дядя Ваня так несчастны! (Сдерживая отчаяние). Надо быть милосердным! Вспомни, когда ты был помоложе, дядя Ваня и бабушка по ночам переводили для тебя книги, переписывали твои бумаги... все ночи, все ночи! Я и дядя Ваня работали без отдыха, боялись потратить на себя копейку и всё посылали тебе... Мы не ели даром хлеба! Я говорю не то, не то я говорю, но ты должен понять нас, папа. Надо быть милосердным!

Е л е н а  А н д р е е в н а  (взволнованная, мужу). Александр, ради бога, объяснись с ним... Умоляю.

С е р е б р я к о в. Хорошо, я объяснюсь с ним... Я ни в чем его не обвиняю, я не сержусь, но, согласитесь, поведение его по меньшей мере странно. Извольте, я пойду к нему. (Уходит в среднюю дверь).

Е л е н а  А н д р е е в н а. Будь с ним помягче, успокой его... (Уходит за ним).

С о н я  (прижимаясь к няне). Нянечка! Нянечка!

М а р и н а. Ничего, деточка. Погогочут гусаки – и перестанут... Погогочут – и перестанут...

С о н я. Нянечка!

М а р и н а  (гладит ее по голове). Дрожишь, словно в мороз! Ну, ну, сиротка, бог милостив. Липового чайку или малинки, оно и пройдет... Не горюй, сиротка... (Глядя на среднюю дверь, с сердцем). Ишь расходились, гусаки, чтоб вам пусто!

За сценой выстрел; слышно, как вскрикивает  Е л е н а  А н д р е  е в н а; Соня вздрагивает.

У, чтоб тебя!

103


С е р е б р я к о в  (вбегает, пошатываясь от испуга). Удержите его! Удержите! Он сошел с ума!

Е л е н а  А н д р е е в  н а  и  В о й н и  ц к и  й  борются в дверях.

Е л е н а  А н д р е  е в н а  (стараясь отнять у него револьвер). Отдайте! Отдайте, вам говорят!

В о й н и ц к и й. Пустите, Hélène! Пустите меня! (Освободившись, вбегает и ищет глазами Серебрякова.) Где он? А, вот он! (Стреляет в него). Бац!

Пауза.

Не попал? Опять промах?! (С гневом). А, черт, черт... черт бы побрал... (Бьет револьвером об пол и в изнеможении садится на стул).

Серебряков ошеломлен; Елена Андреевна прислонилась к стене, ей дурно.

Е л е н а  А н д р е  е в н а. Увезите меня отсюда! Увезите, убейте, но... я не могу здесь оставаться, не могу!

В о й н и ц к и й  (в отчаянии). О, что я делаю! Что я делаю!

С о н я  (тихо). Нянечка! Нянечка!

З а н а в е с

104


 
Действие четвертое
В раздел
Комментарии
 

 © Санкт-Петербургский государственный университет